Вокруг света на 'Коршуне' - Страница 54

Корвет все чаще и чаще начинает валить набок, и это капитану очень не нравится. Он оборачивается и, подозвав к себе старшего офицера, кричит ему на ухо:

- Топоры чтоб были готовы... Рубить мачты в случае нужды.

- Есть! - отвечает старший офицер и, спускаясь с мостика, торопливо пробирается, держась за леер, исполнять приказание.

У фок- и грот-мачт стали люди с топорами.

Но ураган распорядился сам.

Грот-мачта вдруг закачалась и, едва только успели отбежать люди, повалилась на подветренный борт, обрывая в своем падении ванты и такелаж и валя корвет еще более набок... Волны, громадные волны, были совсем близко и, казалось, готовы были залить корвет.

Все невольно ахнули и в ужасе крестились.

- Мачту за борт... Скорей рубить ванты! - крикнул в рупор капитан, и лицо его побелело...

Прошло несколько ужасных мгновений. Корвет почти лежал на боку.

Ашанин невольно зажмурил глаза и бессмысленно шептал:

- Господи! да за что же... за что?..

Наконец ванты были обрублены, и грот-мачта исчезла в волнах. Корвет поднялся, и лицо капитана оживилось.

В этой борьбе прошел час, другой, третий... Эти часы казались веками. Наконец ураган стал стихать, вернее, корвет все более и более удалялся от него. Страшное облако, в середине которого виднелось синее небо, которое моряки называют "глазом бури", значительно удалилось... Гром уже грохотал в стороне, и молния сверкала не над "Коршуном". Волны были меньше.

Все облегченно вздохнули, взглядывая на мостик, точно этим взглядом благодарили капитана.

К вечеру корвет был уже вне сферы урагана, искалеченный им таки порядочно. Он потерял грот-мачту и несколько шлюпок, смытых волнением. В нескольких местах были проломаны борты. Тотчас же было приступлено к починке повреждений, и готовилась так называемая "фальшивая" мачта.

Ввиду незнания точного места корвета на ночь корвет привели в бейдевинд под зарифленными марселями, и он шел самым тихим ходом.

- Ну, Ашанин, сегодня вы настоящий ураган видели, один из тех ураганов, которые не забываются во всю жизнь! - проговорил капитан, когда вечером Ашанин был послан к капитану в каюту с каким-то докладом с вахты.

Ашанин вспыхнул, вспомнив, как он струсил.

А капитан продолжал:

- Прочтите об ураганах, и вы увидите, какие они страшные... Судно, попавшее в центр его, неминуемо гибнет... Там хоть и полное безветрие, но зато волны так ужасны и так сталкиваются между собой со всех сторон, что образуют водоворот... По счастию, всегда возможно избежать центра и встретить ураган, стараясь держаться по касательной его... Потом зайдите за книгой, познакомьтесь с теорией ураганов... А жутко было? - спросил капитан.

- Очень, Василий Федорович, - виновато проговорил Володя. - Один только вы не испугались! - прибавил Ашанин, восторженно глядя на капитана.

- Вы думаете? - улыбнулся капитан. - Напрасно вы так думаете. Я тоже испытывал страх...

- Вы?! - воскликнул юноша.

- И, пожалуй, еще больше вашего. Вы боялись за себя, а я за всех... И не думайте, что есть люди, которые не боятся опасности... Все ее боятся и совершенно естественно боятся... Надо только капитану уметь владеть собой и не показывать этого, чтобы не навести панику на матросов и, главное, не растеряться и бороться до последней возможности... Вот в чем обязанность моряка! А тем, кто говорит, что ничего не боится, и щеголяет своей храбростью, не верьте, Ашанин, и не стыдитесь того, что вам было жутко! ласково прибавил капитан, отпуская молодого человека.

И Ашанин ушел, значительно успокоенный насчет своего, как он думал, "позорного малодушия" после этих слов капитана.

На утро снова с голубого неба сверкало ослепительное солнце. Дул довольно слабый ветер. Фальшивая мачта была уже поставлена. Все моряки теперь словно бы ожили, пережив вчерашнюю бурю, словно больные опасную болезнь, грозившую смертью.

К полудню узнали точное место "Коршуна". Оказалось, что ураган унес его на сто миль назад, и до Батавии оставалось семьсот миль.

Капитан приказал развести пары, и "Коршун" взял курс в Зондский пролив.

III

У всех веселые, праздничные лица. Корвет прибирается, чистится, подкрашивается, чтобы показаться в чужие люди, как следует военному судну, хотя и помятому ураганом, но с честью выдержавшему его нападение. Уже достали якорные цепи, долго лежавшие внизу, и приклепали к якорям.

- Берег скоро... Скоро придем! - весело говорят матросы.

- Завтра в Батавии будем! - радостно повторяют в кают-компании. - Не правда ли, Степан Ильич! Уж теперь урагана нечего бояться?

Старый штурман весело улыбается.

Какой ураган?! На океане мертвый штиль. Бирюзовое небо без облачка. Раскаленным шаром сверкает солнце. Барометр стоит высоко.

- Когда должен открыться берег, Степан Ильич?

- Около полудня.

- Как придем, сейчас же на берег съеду, - замечает мичман Лопатин.

- Надеюсь, Андрей Николаевич, - обращается кто-то к старшему офицеру, вахты на рейде будут суточные?..

- Вероятно, капитан разрешит...

- Ну, батюшка, - обращаются к ревизору, - раздавайте-ка сегодня жалованье.

- Сейчас, господа, буду раздавать.

Ревизор достал из денежного сундука, находящегося в капитанской каюте, мешок, набитый золотом (английскими фунтами), и вместе со списком принес в кают-компанию. Жалованья приходилось за два месяца. Было на что погулять на берегу.

И - странное дело - близость берега и новых впечатлений производит внезапную перемену в отношениях. Все снова дружелюбно разговаривают между собой, раздаются смех и шутки. Раздражение друг против друга исчезло словно каким-то волшебством, и люди, которые вчера еще казались один другому врагами, сегодня кажутся совсем другими - теми же добрыми товарищами и порядочными людьми. Происходит какое-то безмолвное общее примирение, и все ссоры, все недоразумения забыты.