Он вспомнил, что не пошел на вахту, и когда ему рассыльный пришел доложить, что до вахты пять минут, сказал, что болен и выйти не может...
Еще бы выйти, когда его безостановочно тошнит.
Он ни за что не встанет... Пусть с ним делают, что хотят... Он будет лежать до тех пор, пока "Коршун" не придет в порт... О, тогда он тотчас же съедет на землю.
Счастливцы, кто живет на земле... Идиоты - пускающиеся в море... О, как завидовал он всем этим счастливцам, которые сидели и ходили и не чувствовали этих мучительных приступов...
"О, мама, милочка! как бы я хотел быть с тобой!" - повторял Володя и, наконец, забылся в тяжелом сне.
Проснувшись на следующее утро, Володя, к крайнему своему изумлению, чувствовал себя свежим, бодрым, здоровым и страшно голодным.
Что это значит?.. Разве уж больше не качает?
Но корвет качало и качало почти так же, как вчера, а между тем Ашанин не испытывал никакого неприятного ощущения.
Он боялся верить такому счастью. Может быть, ему так кажется оттого, что он лежит?
И он приподнялся на койке, придерживаясь рукой за стойку, чтобы не стукнуться лбом. Койка, словно качели, мечется под ним, а он ничего... Ни тоски, ни этого сосания под ложечкой, ни этого свинца в голове.
- Неужели?! - громко воскликнул Ашанин.
- Что вы, Владимир Николаевич?.. Али во сне?.. Господь с вами! проговорил слабым голосом батюшка.
- Простите, батюшка, я вас разбудил?
- Какой сон... Не дает мне господь сна-то. Всю ночь мучился... и теперь вот... Качка-то какая... Нет передышки...
- Разве вам не легче сегодня?
- Нимало не легче...
- А я, батюшка, так нисколько не чувствую качки, точно ее и нет! - с счастливым и радостным чувством говорил Ашанин. - А вчера-то... Впрочем, это может быть пока, а когда встану...
- Который час?
- О! уже половина восьмого, а мне с восьми на вахту.
Ашанин спрыгнул с койки и постоял несколько времени, ожидая, что вот-вот и вся его радость разлетится прахом.
Но здоровый крепкий организм юноши выдержал и это испытание, и он, хотя и не без больших забот о равновесии собственного тела, сегодня мог вымыться, причесаться, - словом, несколько заняться туалетом, о котором и не думал вчера.
- Ишь, какой вы счастливец, - проговорил батюшка.
- Вам не надо ли чего? Не приказать ли подать чаю?
Но батюшка замахал руками.
- Не надо мне ничего... Какой чай... Служитель божий страждет, а вы, словно бы в издевку над ним, предлагаете чай, когда на свет божий тошно смотреть... Нехорошо, Владимир Николаевич! - раздраженно говорил батюшка.
- Честное слово, батюшка, я и не думал издеваться... Я сам вчера страдал... Я понимаю...
Но батюшка застонал, и Володя вышел из каюты.
В палубе почти не видно было лежащих матросов, и лица у всех не были бледные, как вчера.
- Ну, а ты, Рябов, как, брат, сегодня? - окликнул Ашанин Ворсуньку, выходившего из каюты артиллериста.
- А вы уж изволили встать? А я только что хотел вас побудить... Да как же, барин, у вас сапоги не чищены... и платье тоже... Я утром рано заходил, так боялся обеспокоить... И поп стонет...
- Не беда... Ты лучше скажи, рвет тебя с души, как ты вчера говорил, или нет?
- Самую малость, барин...
- Меня нисколько, брат! - весело говорил Володя.
- Дай вам бог... Бог даст, и у меня отойдет... Сегодня по крайности хоть на свет божий глядеть можно, а вчера...
- Вчера, брат, и меня укачало... Хотел вовсе службу бросать! засмеялся Володя.
- Уйтить только некуда, барин... Кругом море...
Володя вошел в гардемаринскую каюту. Там уже пили чай.
- Ну, что, Ашанин, ожили? - встретили его со всех сторон вопросами молодые люди.
- Ожил, а вы, господа, как?
- Вчера все как есть в лоск лежали, - заметил курчавый, красивый брюнет Иволгин.
- И собирались в отставку?
- Собирались! - рассмеялся Иволгин. - Разве и вы тоже?
- Я сбежать даже собирался.
- Ну, а теперь вас нисколько не укачивает? - допрашивал Иволгин.
- Нисколько!
- Ни капельки?
- Ни капельки!
- Вы не хвастаете?
- Честное слово.
- Счастливец! Меня все еще чуть-чуть мутит... Зато наверху нисколько.
- И меня нисколько не укачивает! - заметил плотный, здоровый рыжий молодой человек.
- Еще бы такого быка, как ты, укачать. И то удивительно, что вчера тебя свалило.
- А вот бедный наш Кошкин так и сегодня еще в антимонии находится, заметил рыжий юноша. - Еще бы: зачем он такой спичка!
- Не всем быть таким быком, как ты... И фамилия-то у тебя такая: Быков! - раздался с койки раздраженный голос.
- А знатно трепало вчера, господа.
- А как сегодня? - спросил Володя.
- Валяет порядочно, но куда легче...
Володя не без некоторого страха пил чай и уписывал черствые булки с маслом и сухари.
А что как после еды его снова укачает?
Но голод давал себя знать, и Володя удовлетворил по возможности свой волчий аппетит, рассчитывая сегодня поплотнее пообедать.
За пять минут до восьми он вышел наверх и сегодня не только без всякого страха смотрел вокруг, а с каким-то вызывающим чувством, словно бы и он принимал участие в победе над вчерашним штормом.
Море еще бушевало. По-прежнему оно катило свои седые волны, которые нападали на корвет, но сила их как будто уменьшилась. Море издали не казалось одной сплошной пеной, и водяная пыль не стояла над ним. Оно рокотало, все еще грозное, но не гудело с ревом беснующегося стихийного зверя.
Ветер уж не ревел, срывая гребни волн, с яростью бури и не раздражался бешеными порывами, а, свежий, очень даже свежий, дул ровно, с одинаковой силой, далеко не доходя до силы шторма.